Оренбургское казачье войско: войсковые обряды и традиции. Осн. воинские обычаи и ритуалы ОКВ: посвящение в казаки, принятие присяги, проводы на службу и войну, строевые смотры и парады, вручение боевых наград казакам и чествование героев, награждение отличившихся в боях и походах каз. частей. В каз. среде приобщение к традициям начиналось с младенч. возраста — с обряда посвящения новорожденного в казаки. Ребенка мужского пола, родившегося в каз. семье, с раннего возраста приучали осознавать принадлежность к служилому (воен.) сословию, обучали верховой езде. Представление о воен. службе формировалось из рассказов отцов и дедов о подвигах во время походов и воен. действий. Этнограф Д. К. Зеленин писал, что «мальчики с раннего детства носят форменную казацкую фуражку с синим околышем, иногда с кокардой, казацкой или “урядницкой”, смотря по званию отца». Детей, к-рые еще не могли удержаться на лошади, отцы сажали впереди себя; мальчики постарше ездили тесно прижавшись к коню и держась за гриву, в возрасте 7—8 лет владели навыками верховой езды и ухода за лошадьми, имели представление об их скаковых достоинствах. Осн. традиция оренб. казачества — принятие присяги. Церемония проходила ежегодно (1 янв.) в церкви. Перед проводами казаков на службу женщины готовили белье, теплые вещи и провиант, мужчины — обмундирование и снаряжение. После отправки маршевого эшелона в станицах целую ночь продолжался праздник с пением каз. песен. В ОКВ были распространены обряды и обычаи, связ. с отношением к боевому коню, сложилось мн. пословиц и поговорок о коне: «Казак сам не поест, а коня накормит», «Казак без коня — что солдат без ружья» и др. С конем разговаривали, как с разумным существом, просили вернуть сына домой живым и здоровым, не подвести в трудную минуту. Элементом обряда прощания уходившего на службу была сцена публичного «разговора с конем» у крыльца родного дома. Традиционным было особое отношение к оружию, к-рое казак всегда держал при себе. Добытое в боях холодное оружие по традиции передавалось от отца к сыну и составляло предмет гордости владельцев. С детских лет казакам прививалось уважит. отношение к воен. форме. Войсковые власти следили за своевременностью приобретения необходимого для службы снаряжения и сохранностью обмундирования, ежегодно проводили станичные и полковые смотры. Во 2-й пол. 19 в. в воен. отделах (см. Военные округа) была предусмотрена должность офицера, наблюдавшего за обмундированием и снаряжением казаков. За небрежность в хранении обмундирования и снаряжения казаки подвергались наказаниям. Обмундирование приобреталось на средства казаков (дети погибших и умерших на службе казаков получали средства из спец. сиротской суммы). Офицерам и ниж. чинам, отставным урядникам, казакам и станичным нач., находившимся при исполнении обязанностей по станичному правлению, предписывалось носить форму. На папахах казаки носили спец. знаки, получ. за отличие в войнах и кампаниях («За отличие в Хивинском походе 1873 года», «За штурм города Андижана 1 октября 1875 года», «За отличие в Турецкую войну 1877—1878 годов», «За отличие в войне с Японией 1904—1905 годов» и др.); на мундирах — знаки «За отличную стрельбу» 3 степ., «За отличное знание разведывательной службы»; Георгиевские кресты и мед. 4 степ., золотые и серебряные мед. на Владимирской ленте «За спасение погибавших», знаки отличия орд. Св. Анны, знак ОКВ. Казаки именных полков имели спец. вензеля на погонах. В 19 в. на лев. рукаве носили нашивки «За беспорочную службу». Особым вниманием в каз. поселках пользовались кавалеры знака отличия Воен. ордена (с 1913 — Георгиевский крест) и др. воен. наград; для обращения к ним использовалось выражение «господин кавалер». Была выработана особая система взаимоотношений между ниж. чинами и офицерами (в отличие от регулярной армии, разделявшей арм. офицеров и их подчиненных). Каз. офицеры, вышедшие из низов, выполняли те же обязанности, что и рядовые казаки. За особо тяжкие проступки казак по требованию жители поселка мог лишиться каз. звания и быть выслан за пределы войсковой терр. или на исправление в др. станицу (в начальный период существования войска — разжалован в солдаты). В каз. среде культивировалось уважит. отношение к представителям старшего поколения, с к-рыми советовались по важнейшим вопросам обучения казаков, при принятии жизненно важных решений. Общими чертами казаков являлись сознание долга перед Отечеством, приоритета интересов войска над личными, верность воинской дружбе, товарищество, сплоченность и взаимовыручка, чувство собств. достоинства и гордости за воинские подвиги предков. К нач. 20 в. в ОКВ сложились устойчивые воен.-патриотич. традиции. После Гражданской войны казакам были запрещены ношение воен. одежды, царских орд. и мед., мн. обычаи и обряды. С уничтожением каз. сословия была разрушена и система воен.-патриотич. воспитания, складывавшаяся на протяжении сотни лет. (См.: Казачество и Советская власть; Расказачивание.)
Религиозно-нравственное воспитание оренбургских казаков. Осн. нравств. качествами, на формирование к-рых было направлено воспитание казака, являлись готовность к защите чести и достоинства каз. звания, гордость за принадлежность к войсковому сословию, сознат. отношение к выполнению воинского долга. (См. Оренбургское казачье войско: воинская служба, раздел «Военно-патриотическое воспитание».) Одной из осн. форм религ.-нравств. воспитания являлась церк. проповедь, в содержание к-рой священники вводили рассмотрение сложных для восприятия казаками вопросов веры и христианской нравственности. Такие проповеди (в виде торжественно излож. «Слова») читались преим. в воскресные и праздничные дни, во время литургич. богослужений, тщательно готовились и находили отклик у прихожан. Так, в Георгиевской церкви Оренбурга еп. Оренб. и Урал. Макарий произнес «Слово» 23 апр. 1889 — в День Св. Великомученика и Победоносца Георгия, войсковой праздник ОКВ (см. ниже). Священники организовывали публичные чтения, преим. богословского и апологетич. характера; для привлечения большего кол-ва слушателей в перерывах и по окончании чтений проводились концерты церк. хорового пения. Действ. формой религ. и нравств. воспитания являлось посещение священниками домов своих «духовных чад» в дни радостных и печальных событий. Единение священников с прихожанами проявлялось особо в годы тяжелых для страны испытаний. Во время участия России в войнах духовенство внушало прихожанам, что их нравств. долг — оказание семьям фронтовиков посильной помощи в х-ве. Часть казаков в 18 — нач. 19 вв. плохо знали молитвы, сохраняя веру в своих богов и в колдовские силы. В целом отношение каз-ва к религии и церкви всегда было уважит. Основой семейного и церк.-шк. воспитания являлся Символ веры — краткий свод гл. догматов, составляющих основу вероучения, нравств. императивы евангельских заповедей. Каждый казак-христианин обязан был знать постулаты о «троичности» Бога, о «вочеловечении» Иисуса Христа и искуплении им первородного греха людей. В центре системы религ.-нравств. воспитания находился идеологич. принцип «За Веру, Царя и Отечество», сплачивавший казачье сословие и являвшийся руководящим в деят-сти религ. служителей всех конфессий и рангов. Задача воспитания моЛодого поколения в духе «веры и благочестия» решалась церк. пастырями и войсковым начальством через преподавание в школах уроков Закона Божия, на к-рых детям внушали убежденность в том, что царская власть имеет божеств. происхождение, следует почитать царя, благоговеть перед ним как помазанником Божиим и усердно молиться за него; на основе формирования преданности самодержцу строилось воспитание любви к России. Уч. день всегда начинался общей утр. молитвой. На уроках детям внушалась идея греховности праздной жизни и богоугодности честного труда на благо семьи и об-ва. Ученики были обязаны раз в год исповедаться и получить церк. причастие; вместе с учителем посещали в праздники церковь, пели в церк. хоре. В содержание собственно религ. воспитания и обучения детей входило знакомство с устройством храмов, назначением церк. принадлежностей, обрядами богослужения. Священники учили детей правильно креститься и совершать поклоны; благоговейно носить шейные крестики и, ложась спать, целовать их с крестным знамением; рассказывали об Иисусе Христе и Деве Марии, обучали чтению молитв (как внутр. движению души), первонач.— Иисусу, затем — Божией Матери. Каждая молитва произносилась перед соответствующей иконой. Осн. христианские истины преподавали детям, читая им религ.-ист. рассказы; знакомили с историей сотворения мира и человека, грехопадения и искупления греха через Христа, затем — с сюжетами из Нового Завета. Позднее читались евангельские рассказы и проводились назидат. беседы о житии святых. Церк. пастыри Оренбургской епархии следили за религ.-нравств. состоянием паствы правосл. приходов и утверждали среди них (особенно среди крещеных «инородцев») истины православия и правила поведения путем церк. просвещения. Служители церкви вели борьбу против раскольнич. пропаганды среди каз-ва, пытались вернуть раскольников и приверженцев различных сект в «лоно святой церкви» (еще в 1750 Тобольская консистория начала расследование о записи в раскольники группы казаков Чел. креп. Исетской провинциальной канцелярией в 1748; к кон. 19 в. старообрядцы и сектанты составляли 4—5% каз. населения). Проводили работу по пресечению пропаганды ислама среди крещеных татар, башкир и др. В кон. 19 в. большую воспитат. роль играли библиотеки, действовавшие при храмах, в церк.-приходских и каз. школах, а также станичные библиотеки-читальни. Осн. их фонд составляли книги религ.-нравств. содержания. В каз. приходах с инородч. населением (где тайно велась пропаганда ислама) правосл. священникам было предложено приобретать для церк. б-к противомусульм. лит-ру, издававшуюся Казанской духовной академией. С населением проводились спец. религ. беседы противоисламского направления (особенно актуально это было для приходов ст-цы Ильинской и пос. Требия). С 1880-х гг. священнослужителями в каз. приходы, где жили калмыки, мордва, татары, чуваши, стали назначаться учителя из инородч. школ — выпускники Казанской инородч. семинарии, Казанской крещено-тат. школы, Симбирской центр. чувашской школы. В каз. пос. Париж, Требия и нек-рых др. священники вели богослужение для инородцев на их родном яз. Большое значение в религ.-нравств. воспитании имело поклонение самой почитаемой оренб. каз-вом чудотворной Табынской иконе Божией Матери, с к-рой ежегодно (с 1856) совершался крестный ход по насел. местам Урала. В Оренб. епархии получила распространение такая форма религ.-нравств. воспитания, как внебогослужебное собеседование священников с прихожанами: священники разъясняли религ. истины, изучали с прихожанами молитвы и обучали их церк. пению. Беседа традиционно начиналась песнопением «Царю Небесный», заканчивалась — «Достойно есть». Чаще всего тема беседы была приурочена к церк. празднику или ист. событию, но ее содержание этим не ограничивалось. Так, в ст-це Еткульской во время собеседования читались статьи из ж. «Странник» и газ. «Вестник Красного Креста»; при Миасском Александро-Невском храме священник Н. Сементовский провел 4 беседы о вреде пьянства, 3 — на тему семейных отношений, 5 — о правилах соблюдения Великого поста. Священники проводили воскресные нар. чтения, во время к-рых знакомили прихожан с историей России, проводили беседы на естественнонауч. темы (в февр. 1903 в Оренб. регентской школе состоялись беседы «Царь Василий Шуйский, народное ополчение на защиту Отечества и восшествие на престол благословенного Дома Государей Романовых», «О небе и звездах»). В перерывах церк. хор исполнял духовные песни. В нач. 20 в. во время таких бесед проводились обзоры полит. событий в России, население информировали о ходе военных действий (во время рус.-япон. и 1-й мир. войн); священники зачитывали списки погибших и попавших в плен воинов. Гл. целью этих собеседований были духовная поддержка прихожан, укрепление веры в победу рос. армии. Нравств. содержанием были наполнены мн. войсковые традиции (см. ниже разделы «Клятвенное обещание казака», «Проводы оренбургских казаков на службу», «Войсковой праздник оренбургских казаков»). Во время службы казаков их религ. воспитанием занимались полковые священники (для иноверцев приглашались католич., лютеранские, евангельские, мусульм. священники, к-рые имелись в штате рос. армии). В воен. время полковые священники были обязаны перевязывать раненых, заведовать захоронением убитых, заботиться о поддержании в порядке воинских могил и кладбищ, извещать родственников погибших, создавать походные б-ки и др. Большую роль в религ.-нравств., патриотич. воспитании, формировании ист. сознания населения играли богослужения, связ. с крупнейшими датами рос. истории. Ежегодно, начиная с 1812, во всех церквах, мечетях, синагогах совершались молебны и службы в честь победы рус. оружия в Отеч. войне. В 1909 во всех храмах прошли молебны и торжеств. литургии в честь победы России в Полтавской битве. Богослужения проводились в дни 100-летних юбилеев со дня смерти полководцев А. В. Суворова и М. И. Кутузова, во время празднования 300-летия царствования Дома Романовых. Во 2-й пол. 19 в. Святейший Синод разработал спец. методич. рук-во по семейному воспитанию, в соответствии с к-рым были составлены сборники рассказов для детского чтения. Родителям рекомендовалось приучать детей читать вслух для остальных чл. семьи евангельские и др. нравоучит. повествования. Т. о., религ.-нравств. воспитание являлось важной составной частью всей системы воспитания.
Посвящение в казаки, обряд введения в каз. сословие. Казак извещал станичников о рожд. сына выстрелами (что свидетельствовало о предназначении новорожденного быть воином). Младенец благословлялся иконой Св. Георгия Победоносца — покровителя оренб. казаков. После крещения новорожденного сына в семье казака собирались родные, соседи, товарищи по службе, походам, войнам. Гости, входя в дом, крестились перед иконой и обычно поздравляли семью с прибавлением: «С новорожденным сынком! Дай Бог вскормить, вспоить, на коня посадить (сделать хорошим казаком-наездником.— Авт.)». В качестве подарков «новому казаку» преподносились предметы каз. снаряжения и оружия (в т. ч. богато украш. уздечка и плетенная из сыромятных ремней нагайка, при помощи к-рой казак управлял конем), в нек-рых станицах — добытые в походах трофеи. Особенно ценилось оружие, снятое с убитого в бою врага. Считалось, что вместе с саблей, кинжалом и др. воинскими доспехами младенцу передавались смелость и боевой дух. Дареные вещи развешивались на стене в той горнице, где лежала мать. Все подарки хранились до достижения казаком совершеннолетия, передавались ему накануне принятия присяги и выхода на службу (до этого времени брать дареное оружие запрещалось из-за существовавших в каз. среде суеверий). На 40-й день после рожд. сына мать совершала очистит. молитву. Отец опоясывал ребенка перевязью своей сабли (с 1830-х гг.— шашкой), сажал на коня и, придерживая его в седле, обводил 3 раза вокруг дома, читая вслух молитву, затем возвращал его матери и поздравлял «с казаком» (после этого обряда признавалось увеличение каз. общины на 1 чл.). Мальчика вновь сажали в седло, когда у него прорезывались первые зубы, везли в церковь, где заказывали молебен Св. Георгию Победоносцу. По общерус. обычаю делать подарки «на первый зубок» казаки вновь дарили мальчику оружие (наиб, ценным считалось огнестрельное). В семье ребенка мужского пола называли не мальчиком, а непременно казаком, каз. сыном.
Клятвенное обещание казака (воинская присяга), важнейший морально-полит. и правовой акт, в к-ром были отражены требования Рос. гос-ва к личному составу армии, определены осн. обязанности воинского сословия и рекрутов по защите Отечества. Традиция принятия клятв, обещания существовала в рос. армии: еще по указу Петра I (от 1721) каждый офицер при повышении в чине обязательно приводился к присяге, на новый чин выдавался патент за подписью императора. Традиция принятия клятв. обещания оренб. казаками была заложена в 1740-е гг., с формированием ОКБ как составной части вооруж. сил России. К присяге поодиночке приводились казаки, отправлявшиеся (по мере необходимости) на действит. службу, получавшие новый офицерский чин или назначение на должность. Так, 25 апр. 1755 ротный хорунжий Оренб. нерегулярного корпуса А. Новокрещенов по указу имп. Елизаветы Петровны был произведен в сотники и «на чин в верности службы» приведен к присяге; войскового атамана ОКБ А. А. Углецкого (см. Углецкие) «приводил на чин (полковника.— Авт.) к присяге Петр, протоиерей Георгиевский» (окт. 1797); сохранился текст клятв. обещания Д. А. Ханжина (см. Ханжины), возвед. в чин войскового атамана исетских казаков и привед. к присяге в Чел. («и во всем так поступать, как честному, верному и послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит, в чем да поможет мне Господь всемогущий.... По сей присяге на новопожалованный чин присягал и подписался войсковой атаман Дмитрий Ханжин»), В первые годы существования ОКБ все казаки подписывали присяжный лист с утвержд. в сент. 1743 указом императрицы текстом:
«Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием, что хощу и должен моей природной и истинной Всепресветлейшей, Державнейшей, Великой Государыне, Императрице Елизавете Петровне, Самодержице Всероссийской, и прочая, и прочая, и Ея Императорского Величества Высокому Законному Наследнику, Его Императорскому Высочеству Благоверному Государю, Великому Князю Петру Федоровичу, который по изволению и Самодержавной Ея Императорского Величества власти определен, и впредь от Ея же Императорского Величества по Самодержавной Ея Императорского Величества власти определенным и к восприятию престола удостоенным Высоким Наследником верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к Высокому Ея Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и прерогативы, узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и в том во всем живота своего в потребном случае не щадить; и при том по крайней мере старатися споспешествовать к Ея Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касатися может, о ущербе же Ея Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися буду. Когда же к службе и пользе Ея Величества какое тайное дело, или какое бы оно ни было, которое приказано мне будет тайно содержать, и то содержать в совершенной тайне и никому не объявлять, кому о том ведать не надлежит, и не будет новелено объявлять, и поверенной и положенной на меня чин, как по сей (генеральной так и по особливой) определенной от времени до времени Ел Императорского Величества именем (от представленных надо мною начальников) определенных инструкциями и Регламентам и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы, ни вражды противно должности своей и присяге не поступать, и таким образом себя весть и поступать как доброму и верному Ея Императорского Величества рабу преданному благопристойно есть, и надлежит, и как пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как сущее мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя мо- его. Аминь».
Осн. содержание клятвы сохранялось до нач. 20 в. (был неск. сокращен текст, изменен стиль). В присяге казаков-мусульман были заменены отд. слова: «Клянусь Евангелием и Крестом» — на «Алкаран» (клянусь Алкараном). В последнем тексте присяги, утвержд. на Войсковом круге в Троицке в 1919, слово «христолюбивый» было заменено на «правоверный». До 1840 вступавшие на службу оренб. казаки официально принимали присягу, как правило, в 17—18-летнем возрасте, после 1840 — по достижении 20-летнего возраста и по окончании курса начальной воен. подготовки в станицах. Традиционным стало коллективное принятие присяги, обычно 1 янв. (в год выхода на службу). Церемония проходила торжественно, при большом стечении жит. станиц. Молодые казаки приводились к присяге священником в присутствии офицеров полкового правления и станичной администрации. Клятв. обещание подписывалось атаманом станицы и писарем; имена принявших присягу заносились в общий список очередности выхода на службу. До сер. 19 в. казаки принимали присягу также по каждому случаю избрания на общест. пост или вступления в службу (в т. ч. и гражд.). Во 2-й пол. 19 в. присяга на верность гос-ву принималась воен. и гражд. чинами только при вступлении в службу или при возвращении на службу из отставки. Неукоснительно соблюдались правила приведения к присяге должностных лиц ОКВ, обязательно в присутствии священника; присяжный лист подписывался лицом, приносящим присягу, заверялся представителем вышестоящего органа управления и священником. Все казаки приводились к присяге на верность престолу при восшествии на него нового императора (по традиции обращавшегося к народу с призывом присягнуть ему на верность). Для казака нарушение клятвы преданности вере, царю и Отечеству, данной на всю жизнь, считалось тяжким и позорным преступлением. По церк. законам клятвопреступник отлучался от церкви «как язычник и мытарь». Виновные в невыполнении приказа, нарушении присяги подвергались наказанию в установл. порядке и моральному осуждению со стороны каз. общины, могли быть лишены каз. звания, а их родственники нередко становились в войсковой среде изгоями. Оренб. каз-во традиционно хранило верность присяге и воинскому долгу. Исключит. событием был переход значит. части «безжалованных» казаков, служивших в гарнизонах нек-рых крепостей Оренбургской военно-пограничной линии, на сторону повстанцев в период Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачёва. Изменой не считалось, если казак попал в плен, но вел себя достойно, не роняя чести воина, не изменяя присяге. Известен факт, когда казаки 2-го Оренбургский казачий полка младший урядник Н. Злобин и приказный И. Алпеев, плен. во время боя в авг. 1914, после неск. попыток сумели бежать из плена, вернулись в Россию (через Голландию и Англию); были приняты имп. Николаем II, к-рый поблагодарил их за мужество, наградил Георгиевскими крестами, перевел на службу в лейб-гвардии Сводно-каз. полк.
Проводы оренбургских казаков на службу, старинный обряд, приобретший у казаков форму ритуала. В 1-й пол. 19 в., по свидетельству священника Д. Мухина, каждая семья «вела проводы своим порядком, от чего выходил порядочный беспорядок»: идущий в поход должен был перед самым отъездом посетить всех родных, друзей и знакомых, «у которых подавали ему по обыкновению водки... Отсюда выходило безобразное явление: отправляющегося в поход водили пьяного под руки, и он, проспавшись... не знал и того, получил ли перед отъездом родительское благословение... видел ли слезы жены и чувствовал ли объятия детей». Во 2-й пол. 19 в. войсковое начальство стало уделять больше внимания организации проводов казаков на службу: пропагандировались коллективные проводы, орг. станичным начальством. В удал. от пограничной линии станицах (напр., Еткульской) проводы казаков проходили довольно буднично. В станицах, находившихся на пограничной линии, установился традиционный порядок. Сохранилось описание одного из первых обрядов в ст-це Наследницкой Верхнеурал. уезда 8 мая 1868; позднее традиции закрепились повсеместно. Вечером накануне отправки у «новоставочных» казаков собирались родственники. На след. утро по звуку сигнальной трубы станичники собирались на площади, где проводился напутств. молебен с окроплением казаков и лошадей святой водой. Казаки считали своим долгом посетить «походного»: каждый старался передать гостинцы, письмо или просто поклон сыновьям, братьям или др. родственникам, служившим в том полку, куда отправлялся казак. В домах отъезжавших устраивался праздник: молодежь во дворе танцевала кадриль и пела каз. песни; старики и женщины вспоминали своих сыновей и братьев; отставные казаки рассказывали о былых походах и собств. сборах на службу. В переднем углу горницы устанавливался длинный стол с угощениями. На почет. месте, в кр. углу под образами, сидел «походный» казак, рядом с ним — его родители. Прислуживали и подавали закуски младшие чл. семьи или родственницы. Угощались все присутствующие, при этом каждый высказывал пожелание удачи на каз. службе. Отец и мать с иконой благословляли сына. Отъезжающий целовал хлеб, а затем целовался с отцом. Отец давал последнее напутствие: «Служи, сын, верою и правдой Богу и Государю. Служи справедливо, как мы, старики, служили: слушайся начальников, повинуйся старшим, а пуще всего береги своего товарища — коня. Если тебе Бог судил побывать в бою, будь героем, не марай седых волос отца и своего казачьего звания. Дружись с товарищами, не покидай в беде, и они тебя не покинут. Ну, дай Бог в добрый час! Благослови, мать!» Мать надевала сыну на шею образок, также благословляла его хлебом. Во дворе к молодому казаку подводили боевого коня; провожающие пели прощальную песню; казак клялся в верности «матушке-земле», целуя ее. Иногда в ритуале присутствовало обращение к коню («Не выдай, родимый!»). Со двора казака сопровождали прощальной песней. После отправки маршевого эшелона в станицах целую ночь продолжалась «гулянка» (с распитием спиртного и исполнением каз. песен). Горсть земли из родной станицы казаки всегда носили на груди в ладанке, рядом с нательным крестом, как оберег (по поверью, потерявший связь с родной землей погибал). Яркое описание проводов казака оставлено А. И. Кривощёковым.
Войсковой праздник оренбургских казаков. Для ОКБ день Войскового праздника был установлен по повелению имп. Александра III (1890) в день Св. Великомученика Георгия Победоносца (23 апр.); отмечался во всех станицах и поселках. В содержании праздника сочетались идеологич. аспекты (воен. парады, вынос регалий, молебны, торжеств. речи) и традиции каз. быта (напутствия стариков, нар. гулянья, скачки, состязания). Молебствие (литургич. богослужение), на к-ром присутствовали воен. губернатор и войсковой атаман, совершалось ежегодно 23 апр. с нач. 19 в. Старший из присутствующих нач. принимал парад каз. частей, располож. в Оренбурге. В параде участвовали вызванные из др. станиц кавалеры орд. Св. Георгия и знака отличия Воен. ордена. Воен. губернатор или войсковой атаман принимали от казаков угощение; произносились здравицы в честь оренб. каз-ва. Устраивались торжеств. обед для всех приехавших на т. н. Егорьевский праздник, скачки, джигитовка, состязания в фехтовании; пели песни и плясали традиционный казачок. До 1880-х гг. в день праздника перед казаками торжественно проносилось синее знамя с двуглавым орлом, пожалов. имп. Николаем I за отличие и доблесть в рус.-тур. войне (1829) Девятому Оренбургскому казачьему полку под командованием есаула И. В. Падурова. С 1887 в день праздника выносились все знамена и значки, пожалов. ОКВ. Войсковой праздник, отмечавшийся до 1886 ежегодно, приобрел офиц. статус после высочайшего повеления (14 авг. и 11 дек. 1890). На основании императорского указа было составлено единое расписание войсковых кругов, празднуемых в каз. войсках, а также «память, каких святых и священных событий православной церкви чтить в установленные дни войсковых кругов». В расписании, объявлявшемся всему войску, указывалось, что ОКВ проводит войсковой круг «23 апреля — в память основания в станице Оренбургской храма во имя святого великомученика Победоносца Георгия» (в Оренбург в 1744 были переведены алексеевские, самарские и уфим. казаки и дворяне, для к-рых в каз. сл. Форштадт по инициативе атамана В. И. Могутова была заложена в 1746 церковь, освящ. 23 апр. 1756 архиеп. Казанским и Свияжским Гавриилом во имя Св. великомученика и Победоносца Георгия). После литургии в Георгиевском войсковом соборе войсковой круг переходил для молебствия к часовне, построенной в Оренбурге в 1891. При провозглашении протодиаконом многолетия производился 31 выстрел из орудий 4-й льготной батареи. Мимо знамен, развернутых в 1 линию, проходили церемониальным маршем чиновники войскового правления во главе с наказным атаманом, строевые и нестроевые подразделения, а также дети казаков. Знамена торжественно относились в войсковой штаб (шествие происходило с крестообразно склон. в 2 ряда древками). В войсковом правлении для приглаш. чинов устраивался торжеств. обед. В последний раз в Оренбурге Войсковой праздник отмечался в 1917, на территории ОКВ — в апр. 1919 в Троицке.
Войсковые песни оренбургских казаков. Из-за неоднородного этнич. состава ОКВ в песенном творчестве оренб. каз-ва соединились великорус., южнорус., малорос. песенно-муз. традиции, фольк. традиции урал. (яицких) казаков. В песнях выражено отношение казака к воинской службе, Отечеству, царю, начальству, семье, товарищам по службе и т. д. В них воспеваются каз. удаль, мужество и доблесть, готовность «умереть за Отечество» («За Уралом, за рекой», «Из-за леса копия мечей»). В В. п. нашли отражение практически все воен. события, в к-рых участвовали оренб. казаки: охрана пограничной линии от набегов киргиз-кайсаков, среднеазиатские походы 19 в. («Поход к Сырдарье», «Набег кочевников на Екатерининский форпост», «Дуниковский отдает приказ идти на Дарью-реку», «Поход на Кукан-город»), воен. эксп. под рук-вом В. А. Перовского («Штурм Ак-мечети 28 июля 1853 года»), Отечественная война 1812 («Французы в Москве», «Русские войска получают приказ готовиться к сражению», «Что не соколы крылаты») и др. Пи в одной песне нет упоминания о каз-ве как этнически обособл. части населения Рос. гос-ва. Войсковые песни способствовали патриотич. воспитанию казаков. Так, уже в колыбельных песнях матери пели казачатам: «На благо ты краю родному вырастешь, душу свою положи». Каз. песни явились средством сохранения и передачи бытовой культуры и воен. традиций, ист. памяти народа. Первые сведения о войсковых песнях содержатся в книгах сотника А. И. Мякутина (1905—10) и Ф. Н. Баранова (1913). Мякутиным песни оренб. казаков разделены на ист., былевые (былины, песни разбойничьи) и бытовые (семейные, любовные, колыбельные, застольные, шуточные, вечерочные, строевые, песни при проводах казаков на службу и возвращении их со службы). Первый том 4-томного изд. «Песни оренбургских казаков» (1904) содержал ок. 10О ист. песен (посв. периоду от правления Ивана Грозного до войны с Японией). Во 2-й том, составл. из 3 разделов, вошли «Песни былевые», воспевающие различные события «прошлой и настоящей» жизни казаков: былины («Отчего начался белый свет?», «Конь и сокол», «Змей и Тугарин», «Богатырь Илья Муромец», «Молодой донской казак и Турчанин»); «разбойничьи» песни («Разбойник атаман», «Казаки на Волге и Каспийском море», «Казаки на Яике» и др.); «Песни былевые безымянные» (в т. ч. впервые напечат. песня «Атаманушка», ставшая в годы Гражданской войны гимном для казаков, позднее — для эмигрантов из ОКВ). В 1906 был издан 3-й том песен, в 1910 — 4-й. (Подробнее см. Фольклор, раздел «Песни оренбургского казачества».)
Взятие снежных городков, центр. событие празднования Масленицы в станицах ОКВ, традиционная игра и одна из форм воен.-патриотич. воспитания оренб. казаков. Сюжет игры напоминал реальные действия казаков в воен. кампаниях и при обороне крепостей и редутов Оренб. воен.-пограничной линии. В день праздника взятию городка предшествовали скачки, бега, джигитовка, соревнования по навыкам владения холодным и огнестрельным оружием и др. состязания (бег в мешках, борьба на горизонт. бревне). На площади собиралось все население поселка. От поселкового правления в сопровождении трубача строем шли команды, назнач. для состязаний, за ними — дети, участвовавшие во взятии снежного городка. Детальное описание игры оставлено Кривощековым. На станичной площади или на окраине поселка из снега устраивался сужавшийся кверху столб (выс. 5—6 м), поверхность к-рого на 2/з высоты была отвесной и гладкой. На вершине городка, обняв древко флага и свесив ноги, сидел человек, наряж. «турецким пашой». Вокруг снежного столба возводились стены из снега (крепостная ограда) выс. в человеч. рост. В стенах, облитых водой, устраивались башенки, бойницы. Терр. перед снежным «городком» предназначалась для наступления; зрители размещались по сторонам от «крепостных стен». За стенами располагались защитники, вооруж. ружьями с холостыми патронами, старинной медной пушкой. По сигналу трубача отряд (до 50 казаков) двигался на штурм. Защитники «крепости», заметив «противника», занимали свои места за крепостными валами. После упорной борьбы нападающие прорывались в крепость, целью было первым взобраться на снеговую вышку и вырвать у «паши» знамя. Каждый из наступавших имел 2 заостр. колышка, с помощью к-рых (всаживая их в стену) казаки поднимались вверх, острым носком сапога пробивая в снегу ямки для опоры. В каждом поселке или станице существовали свои особенности проведения игры. В нек-рых станицах строились небольшие снежные городки, к-рые штурмовали дети шк. возраста. Учащиеся также разделялись на 2 группы: 1-я строем выходила в поле, откуда должна была вести наступление; 2-я, вооруж. комками снега, располагалась за стенами крепости (шапки чл. этой группы были обмотаны белыми повязками). Движение в атаку по глубокому снегу должно было приучать казачат к преодолению трудностей. Каждый из нападавших стремился первым взобраться на вершину городка, где стоял поселковый казначей, сыпавший конфеты и пряники. Мн. дети бросались подбирать сладости, более целеустремл. продолжали штурм. Взобравшийся первым протягивал казначею руку со словами «Пожалуйте первый приз», за ним взбирались остальные. По окончании торжества люди покидали площадь: впереди с флагом шли казаки, взявшие «город»; за ними с песнями — школяры, окруж. толпой зрителей. Все направлялись в станицу для продолжения праздника. Взрослые казаки награждались шинелями, платками с изображением сборки и разборки винтовки, подушками для седла, уздечками, папахами, нагайками, портупеями, гимнастич. рубахами; дети — сапогами, форм. серыми рубахами, флагами, воен. платками. Организация проведения праздников находилась под контролем войскового и станичного начальства. Ежегодно управление воен. округами предписывало атаманам станиц «устроить на предстоящей Масленице во всех поселках скачки, джигитовки и взятия городов-крепостей». На праздник съезжались жит. близлежащих городов, чиновники с семьями, купцы, мещане, крестьяне. Снежные городки устраивались по большим станицам почти на каждой улице. В 1908 казаки 2-й Оренб. сотни лейб-гвардии Сводно-казачьего полка продемонстрировали джигитовку и взятие снежного городка в Гатчине чл. семьи Императорской фамилии, за что получили из рук Вел. князя часы, украш. вензелями Его Высочества. Традиция взятия снежных городков была утрачена, как и др. каз. традиции, после 1917.
Традиционные игры детей оренбургских казаков, одно из средств социализации и воен.-патриотич. воспитания. Каз. дети в семье и вне дома постоянно находились в военизир. игровой ситуации, к-рая имитировала деят-сть взрослых. Дети раннего возраста играли «в лошадку»: лошадью служил таловый прут с листьями — «хвостом» (чтобы прут напоминал лошадь, верх. конец подрезали и, загнув крючком, притягивали бечевкой к «туловищу»); прут, подвеш. на веревке через плечо, изображал шашку; длинный сухой прут в руке — пику, короткий — нагайку. Для 5—6-летних казачат устраивались «маневры», включавшие различные воен. упражнения и игры. Особое место среди игр занимало «взятие городов», зимой устраивавшихся из снега (см. выше), летом — из камыша. Распространены были такие игры, как «Казаки», «Коршун», «Солнце и конь» и др. Дети постарше любили играть «в моряков»: плавали, катались на лодках, баркасах, плотах по рр. Урал, Самара, Сакмара, Уй. Игры в бабки или кости («ладышки») развивали меткость: бросая камешки по поставл. в ряд «ладышкам», казачата тренировались в поражении на большом расстоянии мелких ж-ных, птиц. Дети состязались в стрельбе из луков, сдел. из ивовых прутьев: определяли победителей по дальности или высоте полета стрелы, стреляли «по целям» (воронам и др. «вредным» птицам). Старинная рус. игра лапта развивала скорость бега, выносливость и меткость. Элементы воен. игры присутствовали в «ночевах» (ночевках с лошадьми на выпасе): группа (ок. 20 казачат) делилась на 2 «враждебные» партии, к-рые устраивали засады, вели разведку, атаки «в рукопашную» и бои, вооружившись «пиками» и «шашками» (палками). По окончании «войны» дети пели у костра воен. и бытовые каз. песни. Для подростков игры устраивались на станичных подготовит. сборах, в каз. школах (в осн. во время больших перерывов между занятиями). В школах наиб. распространены были «смешные скачки», фехтование дерев. шашками, фланкирование пиками, метание легких дротиков в мишени (шары из соломы) и др. Заканчивались такие игры исполнением строевых песен (во время передвижения в уч. классы). Казаки, с юных лет слушавшие рассказы старших «о погонях за хищниками в степи или о походах с армией», в детских играх старались превзойти своих сверстников удалью. В документ. свидетельствах отмечалось, что в каз. станицах «часто встретишь мальчика 12—15 лет, нарядившегося в доспехи своего отца и важно идущего с взятой тайком винтовкою, хотя она видимо тяготит его». Взрослые казаки относились к детским играм серьезно, поощряли их проведение, считая необходимым элементом обучения и воспитания казака. В середине 19 в. в праздничные дни, преим. на Святки, на Сырной и Св. неделях, группы детей ездили по улицам со «знаменами» верхом на лошадях под предводительством старых казаков; останавливаясь перед домами нач., кричали: «Ура!», пели старинные песни, устраивали джигитовку. Игровые элементы присутствовали в ритуалах войсковых праздников.
