Нагайбаки (самоназвания; нагайбаклар, крешеннәр), коренной малочисл. народ, сформировавшийся на территории Южного Зауралья в результате этнич. сепарации из среды волгоурал. татар. Н. принадлежат к этноконфессион. общности кряшен (керәшен) — крещеных татар, проживающих в основном на территории Республики Татарстан, небольшими группами — в Удмуртии, Республике Башкортостан, а также в Челябинской обл., где известны как Н. Общая числ. Н., по данным переписи 2002, 9,6 тыс., из них в Челябинской обл.— 9,1 тыс. чел. Осн. яз.— тат. (см. Татарский язык), распространен также рус. Выделяется 5 говоров: заказанских, чисто-польских, молькеевских кряшен, кряшен Ниж. Прикамья, Н.; все они (за исключением говора молькеевских кряшен, тяготеющего к зап. диалекту) относятся к ср. диалекту тат. языка.
Историко-этнографический очерк. В исслед., посв. вопросу происхождения Н. (кряшен), существует 2 осн. версии. Согласно первой (В. Н. Витевский, Н. М. Чернавский и др.), происхождение Н. связано с казанскими татарами (что подтверждается сходством яз. и этногр. особенностей) или с т. н. арскими татарами (от назв. г. Арска, располож. восточнее Казани, на правом берегу Казанки), о чем упоминается в преданиях самих Н. По др. версии (Е. А. Бектеева, М. С. Глухов, П. И. Небольсин, П. И. Рычков), этнич. субстрат Н. (кряшен) составили в осн. выходцы из Ногайской Орды. Нар. трактовка вопроса (предание о дочери ногайского мурзы Юсуфа Сеюмбеке, ставшей в 1533 женой казанского хана Жангарея) объединяет обе версии. Формирование кряшен как общности происходило при участии финно-угорских (см. Угры) и тюрк., в т. ч. позднетюрк., компонентов (см. Тюрки). Тесное соседство с финно-угорским населением Поволжья и влияние рус. христианских традиций сказалось на формировании этнокульт. особенностей и быта кряшен. В среде Н. ассимилировались также выходцы из Средней Азии (бежавшие в сер. 18 в. из киргиз-кайсацкого плена и осевшие в Нагайбакской креп., находившейся в 64 км от Мензелинска), пленные турки и арабы (во времена царствования имп. Екатерины II), крещеные калмыки (пересел. в Верхнеуральский уезд из упраздн. Ставропольского калмыцкого войска). Кряшены, принявшие православие в 15 — 1-й пол. 16 вв., быстро ассимилировались с русскими. Основу общности кряшен составила группа, сформировавшаяся в ходе христианизации народов Поволжья во 2-й пол. 16 — 17 вв. и получившая позднее назв. «старокрещеные»; ее числ. на нач. 18 в. составляла 17 тыс. чел. В 1-й пол. 18 в. православие приняло ок. 3,5 тыс. татар, образовавших группу «новокрещеных». К 1760-м гг. кряшены составляли 7,6% всех татар. Вопрос о добровольном или насильств. крещении предков Н. остается дискуссионным. Глухов считает, что значительная часть татар-кряшен прошла через несторианство; Витевский подчеркивает добровольный характер христианизации при Иване Грозном; др. исслед. настаивают на принудительности крещения. Заметный пласт культ. особенностей свидетельствует, что среди предков Н. было немало мусульман и поклонников родовых верований. Процесс перехода в мусульманство кряшен, в 1-ю очередь новокрещеных, отмечался в 19 в. (особенно во 2-й пол.). В этноистории Н. можно выделить 3 этапа. Первый (с сер. 1550-х гг.) связан с массовой христианизацией населения быв. Казанского ханства, в т. ч. ист. предков Н. С 1736 начался 2-й этап: именным указом имп. Анны Иоанновны (11 февр. 1736) предки Н. за неучастие в башкирских восстаниях, содействие в их подавлении были освобождены от ясака (см. Ясачные люди), определены в каз. сословие: было предписано определить их «в службу казацкую и служить им по Мензелинску и по строящимся новым городам в вершинах Ицких и между Уфы и Мензелинском». Всего в Нагайбакской округе (в Нагайбакской креп., дер. Балыклы, Илегово, Килиево, Сарашлы и др.) насчитывалось 1359 служилых казаков-Н. В 1736—1842 шло расселение Н. в пределах Белебеевского уезда и Уфимского уезда; центром являлась Нагайбакская креп., куда в 1752 было поселено 68 «новокрещенов-азиатцев». Переселение на территории Южного Зауралья сыграло решающую роль в обособлении Н. как самостоят. этнич. единицы. С принятием «Положения об Оренбургском казачьем войске», согласно к-рому весь Новолинейный р-н (см. Новая пограничная линия) вошел в состав Оренбургского казачьего войска, начался 3-й этап формирования Н. Весной 1842 для усиления Новой пограничной линии из ст-ц Бакалинской и Нагайбакской Белебеевского уезда Уфим. губ. были переселены 2877 казаков, в т. ч. 1250 Н. (муж. пола). Впервые этноним Н. был зафиксирован Небольсиным в 1852. К нач. 20 в. нагайбакское население Верхнеурал. уезда Оренбургской губернии сформировалось во вполне определ. сообщество, имеющее ист. и культ. связи с татарами, но отличавшееся особым этносословным самосознанием. Выделение кряшен во время переписей 1920 и 1926 в самостоят. этнич. единицу — народность — привело к обострению после 1917 «кряшенского вопроса». В результате борьбы между сторонниками 2 подходов — предоставления автономии или «сближения» с остальными татарами — одержала победу т. н. ср. линия, предусматривавшая предоставление кряшенам определ. культ. автономии и одноврем. стирание различий между кряшенами и татарами-мусульманами. Газ. «Кряшен», выходившая с мая 1917 как орган нац. об-ва кряшен и выдвинувшая лозунг «Кряшены — нация», не затрагивала проблем самоопределения, поддерживала идею создания Волжско-Урал. штата для всех народов, проживавших в крае. На 1-м Всерос. рабоче-крест. съезде кряшен (1920) вновь ставился вопрос о создании автономной республики. К нач. 1920-х гг. уд. вес кряшен в общей числ. тат. населения сократился до 4,2%; прочно закрепилось самоназвание керәшен. По данным переписи 1926, кряшен числилось 101,4 тыс. (по данным М. С. Глухова — 120,7 тыс.), Н.— 11,2 тыс. чел. (учитывались не в составе татар). В нач. 1930-х гг. надолго была приостановлена работа, направл. на поддержание и развитие нац.-культ. самобытности кряшен. С ростом тенденции к самостоятельности в кон. 20 в. было создано «Этнографическое культурно-просветительное объединение кряшен». Вопрос о выделении кряшен из тат. этноса в самостоят. группу остается дискуссионным, обсуждается в СМИ [А. Егоров, Э. Рылова, «Казань не хочет делиться, а кряшены обижаются, когда их называют татарами» («Российская газета», 22 янв. 2002); О. Кондрева, М. Талагаева, «Кряшены остались кряшенами» (там же, 17 окт. 2002)]. По территориальному принципу Н. исторически (кон. 19 — нач. 20 вв.) подразделялись на 3 группы: 1-я проживала в Троицком уезде (Болотово, Варламово, Ключевка 2-я, Краснокаменский, Попово); 2-я — в Верхнеурал. уезде (Астафьевский, Кассельский, Остроленский, Париж, Требия, Фершампенуаз); 3-я — в Оренб. (Ильинское, Неженское) и Орском (Аллабайтальское, Гирьяльская) уездах Оренб. губ. В нач. 20 в. 3-я группа ассимилировалась с татарами-мусульманами. В настоящее время на территории Челябинской обл. компактно проживают 2 группы Н.: сев. (бакалы) — в Чебаркул., юж. (нагайбэклэр, кряшеннер) — в Нагайбак. р-нах. Обе группы осознают общность происхождения и культ.-ист. единство. Н. сохраня- ют нек-рые традиции духовной, муз., бытовой культуры; развивают связи с кряшенами, проживающими в Татарстане. В 1998 для установления сотрудничества в Республику Татарстан выезжал зам. главы района по связям с общественностью В. А. Маметьев. Нагайбак. р-н посещают представители СМИ, деятели культуры и иск-ва Татарстана: неоднократно выступала с концертами засл. арт. Республики Татарстан кряшенка Г. Казанцева; с населением встречались Л. Белоусова (2000) — гл. ред. газ. «Керэшен сузе» («Кряшенское слово»), З. П. Антонова (2004) — гл. ред газ. «Туганайлар» («Родные»), ставшей популярной среди жит. района. Мат-лы по истории и культуре Н. представлены в экспозициях краеведческом музеев пос. Фершампенуаз, Париж и Остроленский.
Традиционное хозяйство. Бытовые и хоз. традиции Н. складывались в процессе ист. развития этноса. Наиб. распростран. в 19 в. были 2- и 3-камерные избы. В середине 19 в. на каждую семью выделялось по 50—75 стволов строевого леса, на каждого мужчину — до 30 дес земли. Наряду с древесиной строит. мат-лами служили плитняк, камень, саман и др. Все разновидности жилищ представляли собой 1-этажные постройки. Зажиточная часть населения строила дома-крестовики. Усадебные постройки состояли из бревенчатых изб с выносом сеней в качестве пристроя; ряда хоз. строений (клетей, амбаров, хлевов, бань, кладовых, омшаников, погребов и т. д.). Наличники, крыльцо, палисадник окрашивались в голубой цвет; отсутствовала полихромная окраска стен. В нач. 20 в. появился обычай белить внеш. часть дома, сохранившийся до сих пор. Поселения Н. на момент возникновения имели характер укрепл. поселений с правильной улично-квартальной планировкой. Во всех насел. пунктах имелись церковь, магазины, провиантские склады. В Остроленке и Фершампенуазе располагались начальные церк.-приходские школы, дом старосты с канцелярией и караульным помещением. В кон. 19 в. по распоряжению рук-ва 2-го отдела ОКВ перед каждым домом разбивались палисадники. Традиционным было деление дома на 2 половины — белую и черную. В углу кухни стояла большая глинобитная печь с чугунным котлом (казаном) сбоку, напротив печи — нары (широкие скамейки), заменявшие кровать. Вдоль стены располагались широкие лавки, составлявшие со скамьей и столом всю мебель кухни. У стены около печи помещался придел. к стене залавок (род стола, внутри к-рого размещались полки со съестными припасами и посудой). В летнее время обед готовился во дворе, для этого устанавливалась печь с казаном. В горнице на стенах висели различные картинки, портреты императора и императрицы. В углу около двери помещалась голландская печь с карнизами, между окон на стене — небольшое зеркало, задрапир. вышитым полотенцем. В праздники по стенам развешивались полотенца, вышитые черным и кр. шелком; лучшие праздничные одежды. Из икон особенно почитались образа Николая Чудотворца, Спасителя и Божией Матери. Витевский отмечал прочность семейных уз, решительность, храбрость, выносливость, аккуратность, трудолюбие и гостеприимство Н. Грамотность среди Н. получила распространение с 1870. К кон. 19 в. в каждом поселке была школа. Гл. источниками средств существования служили земледелие и скотоводство. На каждого Н. в ср. приходилось до 30 дес земли с лугами и усадьбой. Собирались большие урожаи хлеба, избытки к-рого продавались в Верхнеуральске заводским крестьянам. Обилие лугов позволяло иметь мн. скота: по 20—100 овец, 4—12 голов др. рогатого скота, 6—40 лошадей. Н. выращивали картофель, лук, свеклу, капусту, морковь, редьку и др. Ловили рыбу в рр. Кызыл-Чилик и Гумбейка. Зажиточные Н. занимались пчеловодством, имели на пасеках до 10—12 ульев, к-рые в теплое время года размещались у реки, на опушке леса; на зиму убирались в омшаник. Н. вели обширное х-во, имея в селениях своих шерстобитов, швецов, кузнецов и плотников. Ряд исслед. (Бектеева, Ф. М. Стариков) отмечал, что наиб. распростран. из ремесел у Н. было ткачество. Гл. техн. сырьем являлась конопля, реже — лен и дикая конопля. Ткань из овечьей шерсти использовалась для пошива верх. одежды. До нач. 20 в. ниж. одежда Н. производилась из тканей домашнего производства. Нагайбакские женщины владели различными способами вышивки, золотошвейным иск-вом. Ювелирные украшения были привозными. Зафиксирован единств. случай изготовления Н. ювелирных изделий. В нач. 20 в. в Троицком уезде (Оренб. губ.) получил известность ювелир И. А. Уряшев, выходец из бакалинских кряшен (Белебеевский уезд Уфим. губ.), владевший техникой скани, гравировки, чернения.
Традиционный нагайбакский костюм. Целостный ансамбль традиционной одежды Н. до настоящего времени не сохранился. Рек-ция традиционного костюма произведена на основе мат-лов, собранных И. Р. Атнагуловым в 1998—2000 в насел. пунктах Нагайбакского района (Кассельский, Остроленский, Париж, Требиятский, Фершампенуаз) — на территории быв. Верхнеурал. уезда Оренбурской губ., а также мат-лов эксп. 1970—80-х гг. Ин-та истории, яз. и лит-ры им. Г. Ибрагимова АН Республики Татарстан, исслед. С. В. Сусловой. Поскольку верхнеурал. Н. входили в состав ОКВ, традиционным муж. костюмом являлась форм. одежда оренб. казаков. Практически не сохранилось сведений о видах одежды, бытовавших до переселения Н. в Южном Зауралье, на Новую пограничную линию (1842). К кон. 1-й трети 20 в. традиционная одежда Н. была вытеснена рус. гор. костюмом. Значит. пласт нац. материальной культуры был утрачен в результате политики расказачивания и раскулачивания, в период массовых полит. репрессий, к-рым подверглись мн. казаки-Н. (среди них было мало бедняков). Традиционный муж. костюм Н., предки к-рых были определены указом имп. Анны Иоанновны в казачье сословие (1736), представлял собой разновидность форм. каз. одежды, включал домотканую туникообразную белую или пестрядевую рубаху (косоворотку), домотканые штаны с «широким шагом». Верх. муж. одежда шилась из сукна или дубленой кожи; к ней относились чабулы кием (разновидность притал. пальто с наглухо закрытым воротником и выкроенными плечиками), тулпа чипей (суконный чекмень), борчатка (дубленая притал., отрезная, в мелкую сборку по талии шуба). Борчатка была широко распространена, бытовала до сер. 1950-х гг. Верх. одежда подпоясывалась широким (15—20 см) разноцветным кушаком (эзәр), характерным для всех групп кряшен. Пояса (дл. до 3 м) ткались в домашних условиях из шерстяных нитей (либо изготавливались из фабричной материи); обматывались вокруг талии, концы прятались (если на концах имелись красивые кисти, их выпускали по бокам). Обычной обувью являлись т. н. тат. (прямоплетеные) лапти с белыми суконными чулками (тула оек) ичигообразного покроя со вшитой подошвой. Головным убором летом служила фуражка, зимой — каракулевая черная папаха (кара бурек). Муж. свадебная одежда, к-рую обычно готовила для зятя мать невесты, включала белую домотканую рубаху (кияу кулмәге), украш. вышивкой (кр. или черными нитями, крестом или гладью) на воротнике, приполке и манжетах, и пестрядевые полосатые черно-кр.-белые штаны (кияу ыштаны). Пояс жениха имел ритуальное значение: обычай развязывания его невестой известен у всех групп кряшен. Наиб. архаичным из известных типов жен. одежды была прямая туникообразная рубаха из домотканого полотна. Ткань для рубах представляла собой пестрядь темно-кр. цвета в мелкую клетку (с использованием черного, белого или синего цветов); изготавливалась из самодельных нитей, для праздничных рубах (кижеле кулмәкләр) — из покупных. Рукав кроился прямой с ластовицей, воротник — стойка; ниж. часть рубахи, рукава и воротник украшались оборкой, рюшами. Рубахи нагайбачек Верхнеурал. уезда — корамалы киже кулмәк — отличались декоративной отделкой: на груди и ниже талии способом аппликации наносилась круговая композиция лоскутного узора из треугольных и ромбовидных кусочков ярких, контрастных по цвету тканей; подобные аппликации не характерны для волгоурал. татар, по данным Сусловой, встречались только среди мишарей. Жен. передники (алчупрәк. алъяпкыч) шились, как и рубахи, из пестряди, но в более крупную клетку. Редко, в осн. в период кормления грудных детей, молодые нагайбачки носили кукрәкчә (нагрудник, украш. аппликацией). Стеганые нагрудники украшались серебряными монетами. Поясная одежда (ыштан) кроилась из пестряди в полоску, с «широким шагом», такой длины, чтобы немн. выходить из-под рубахи. Верх. выходная жен. одежда (жилэн) шилась из плиса, бархата, цветного кашемира; отделывалась позументом или художеств. строчкой по вороту, манжетам, карманам. Демисезонной одеждой, как и у мужчин, являлся чекмень (преим. притал., с цельнокроеной спинкой и полочками, отделкой из плиса, кашемира по вороту и рукавам) или чипей из домотканого белого или черного сукна; зимней — свободного покроя шубы (олы тун), в осн. дубленые, реже — крытые фабричной материей; нарядными считались крытые шубы (пустау тун), свадебные (бәрән кабы тун) шились по фасону борчаток (со сборками по талии) из шкур молодых ягнят, с меховыми воротником и манжетами. В торжеств. случаях поверх передника, жиляна или чекменя женщины надевали пояса (билбау) шир. 5—7 см, тканные из многоцветной яркой шерстяной пряжи, с кисточками на концах. Традиционным девичьим головным убором являлся белый вязаный колпак (ак калфак) из х/б или шерстяных тканей, к-рый носили в комплекте с позументной головной повязкой (ука чачак) и накосным украшением чәч бау (полоса стеганого холста с нашитыми в 3—4 ряда монетами), к-рое крепилось у основания косы при помощи спец. тесемок и петель за шею (девушки носили 1 косу, женщины — 2, улож. венцом вокруг головы). К концу накосника пришивалось неск. узких полос ткани, украш. мелкими монетами. Во время свадебного торжества невеста меняла девичий убор на жен.— сурәкә, включавший чепец (мәләнчек), височное монетное украшение (жилкәлек), покрывало (сурәкә), богато украш. в налобной части золотым шитьем и позументом. В нач. 20 в. ак калфак вышел из употребления; девушки продолжали носить накосники с головным платком, слож. треугольником и завяз. под подбородком. Лыковая обувь (в осн. прямоплетеные лапти) нередко крепилась на дерев. подошву и обшивалась внутри войлоком. В нарядные праздничные лапти вплетали кашемировые нити. Под обувь женщины надевали тонкие шерстяные чулки, в холодную погоду поверх шерстяных — суконные туда оек, в сильные морозы — тонкие чулки, байпак из тонко выдел. собачьей шкурки и туда оек; валенки (пима) и кожаные кауш были предметом роскоши. В отдал. прошлом нагайбачки использовали в повседневном быту свадебное покрывало (тугәрәк яулык) — белый платок (50×60 см), украш. черной шелковой 2-сторонней вышивкой (выпуклой, с преобладанием крестообразных узоров, древней по происхождению). Из украшений широко использовались кольца, серьги с подвесками из монет (до переселения серьги носили и нагайбакские мужчины), украш. монетами нагрудник, пластинчатые широкие гравир. браслеты с 3 подвесками из монет и браслеты, целиком собр. из монеток, бусы. Украшения из серебряных монет, чешуеобразно нашитых на матерчатую основу, нагайбачки изготовляли сами. В процессе ассимиляции Н. с рус. населением традиционный костюм, в первую очередь муж., постепенно утрачивал самобытность; долго сохранял традиционный вид лишь в местах компактного проживания Н. С нач. 20 в. в среде верхнеурал. Н. получил распространение рус. гор. костюм каз. образца. Старинные образцы нагайбакской одежды и украшений передавались из поколения в поколение как семейные реликвии. Предметы нац. костюма представлены в экспозициях местных музеев (пос. Остроленский, Париж, Фершампенуаз).
Традиционные обряды и праздники. Календарные и семейные обряды и праздники Н. тесно связаны с труд. и бытовым опытом народа, фольк. традициями. Самобытная духовная и материальная культура Н. формировалась под влиянием этнокульт. и религ. традиций рус., башк., тат. и др. народов. В ней долгое время сочетались отголоски языч. обрядов (жертвоприношения, помин. тризна, сопровождавшаяся пением и пляской под аккомпанемент скрипок и гуслей), мусульм. верований (обряд захоронения), соблюдение христианских воскресных и праздничных дней (при несоблюдении постов).
Календарные народные праздники. Год. цикл обрядов и праздников открывает Нардуган — праздник в дни зимнего солнцестояния и начала нового года, к-рый сопровождался ежедневными молодежными игрищами в теч. 2 нед. Группа парней договаривалась с одинокой хозяйкой о том, чтобы занять на праздник ее избу (отплатив помощью по х-ву, продуктами питания). На Нардуган надевали лучшие наряды и украшения. Девушки демонстрировали свои способности в приготовлении угощений; накануне Нового года или Крещения устраивали гадания на суженого: бросали кольца в ведро с водой, кидали валенок через ворота, сыпали золу на дорогу, в темном сарае привязывали овце нитку (определяя возраст будущего му- жа), подсчитывали обхвач. руками колья плетня (четное кол-во — к замужеству) и др.; замужние женщины гадали о благополучии и достатке в доме. Гл. персонажами являлись Дед и Бабка Нардугана (Нардуган бабасы, Нардуган эбисе), к-рые ходили по домам в сопровождении своей «свиты» из ряженых (персонажи: «солдат», «врач», «вдова солдата» и др.). Зайдя в дом, Бабка начинала прясть, заводила песню («Я сидела все пряла, / пришло время — к вам пришла, / ох и трудно нынче мне / наводить порядки»), В каждом доме гости пели, плясали; Дед и Бабка разыгрывали бытовые сценки, интересовались делами домочадцев, их работой; давали советы в шутливой форме, хвалили и бранили хозяев. По домам ходили и др. группы ряженых с гармонистом, получали от хозяев гостинцы, бранили скупых, могли сами украсть что-нибудь из съестного при выходе из дома (это разыгрывалось как удалая шутка). Молодые озорники во время святочного баловства (шуклык иту, шаярту) ставили на попа или уносили подальше от двора дровни, примораживали ворота, раскатывали поленницы и банные каменки. В конце зимы отмечали Масленицу (Май чабу), или Катайса Эйлэну (катание на лошадях). Празднование традиционно сопровождалось массовым гуляньем, катанием с горы, на лошадях (в Фершампенуазе насчитывалось до 200 запряж. троек), обязат. угощением, к-рое завершалось ритуалом благодарности (тау-иту): гости благодарили хозяек за хороший прием песней («Вдоль реки Гумбейки дождь накрапывает, / поели, попили, вволю повеселились, / а теперь поблагодарим хозяев за теплый прием»; «Ай-гай, туганай (обращение к родственникам.— Авт.), / если бы суждено было / так вместе прожить всю жизнь»). В последний день Масленицы — Прощеное воскресенье — избавлялись от старых обид и вещей, к-рые сжигались вместе с чучелом Масленицы. Первый весенний нар. праздник связан с ледоходом (боз карау, боз озату — «проводы льда»), пробуждением природы, временем обновления и ожиданий. Смотреть ледоход на берег реки выходили все — от стариков до детей; молодежь шла наряж., с гармонистами; на плывущих льдинах раскладывали и зажигали солому. В Вербное воскресенье (Бэрмэнчек боткасы — «вербная каша») отправлялись на лошадях за ветками вербы, и юноши (в рус. традиции — дети) раздавали их по домам. Они же собирали по деревне продукты (крупу, масло, молоко, яйца) для приготовления «вербной каши», к-рой угощались все односельчане; забравшись на крышу, обливали водой выходящих из дома после трапезы. Ветками вербы украшали божницу в каждой избе; пожилые женщины освещали их в церкви, хранили дома за образами, стегали ими детей («Будь здоров, как верба!»), весной во время выгона скота — скотину, клали в корзину гусыни, насиживающей яйца. На Пасху (Оло кон — «великий день») красили яйца и вместе с др. угощениями раздавали детям, к-рые ранним утром обходили дома, собирая яйца в специально сшитые матерями мешочки (эта традиция сохранилась до настоящего времени). У Н. ребенка, первым вошедшего в избу, сажали на подушку на пороге, приговаривая: «Пусть легкой будет твоя нога, пусть будет много кур, цыплят». Устраивались игры на улицах (в мяч, лапту, «бабки», «чижика» и др.), катание на качелях (парня или девушку качали до тех пор, пока не скажут имя любимой или любимого; бытовало поверье, что не будут болеть те, кто качается на качелях). Проводились различные состязания (серэн); на 2-й день праздника казаки на лошадях выезжали собирать подарки, исполняя особые песни со словами благодарности; обязат. подарком от каждой девушки было браное полотенце (бистэр). Устраивалась джигитовка, в к-рой, по данным Бектеевой, участвовали «не только молодые парни, но и подростки.... Джигит становится на перекинутые крест-накрест стремена и скачет стоя, скачет кверху ногами, держась руками или за седло, или висит на одной стороне лошади, на полном карьере стараясь поднять с земли какой-нибудь предмет». На 3-й день состязались в скачках и борьбе. Обязат. ритуалами сопровождалось начало посевной: в землю закапывали кусок хлеба и яйцо (чтобы урожай был богатым); по окончании сева полагалось всех облить водой (чтобы дождя было достаточно), устраивался Сабантуй. Подарки для победителей в скачках и нац. борьбе готовили все сельчане, самым значит. считалось вышитое нац. узором полотенце, к-рое имело символич. смысл. У Н. весенний сев считался подходящим моментом для приобщения подростков к самостоят. труду: когда 12—14-летним мальчикам впервые доверяли править лошадью при бороновании, на поле выходили их матери и ближайшие родственники. Жыен — праздник, отмечавшийся по окончании весенних полевых работ, до начала сенокоса и укреплявший родств. и друж. отношения: жит. соседних деревень отправлялись друг к другу в гости на украш. подводах с музыкой, песнями, гостинцами (вялеными гусями); повсеместно пеклись пироги, для гостей топились бани (кунак мучасы). На Троицу (Тройсын) молодежь приносила из леса березовые венки, девушки затем бросали их в воду и загадывали желания; вечером устраивались игры и пляски. В Фершампенуазе сохранился обычай на Троицу посещать могилы, украшать их цветами, поминать умерших родителей, родственников и знакомых. Летом, во время засухи, для того чтобы вызвать дождь, проводились общие моления (Чук иту), затем трапеза, состоявшая из мяса жертв, ж-ного (курицы) и «дождевой каши» (жангыр боткосы), к-рая варилась в большом котле (возле речки или родника) из продуктов, собранных детьми по домам сельчан. После угощения обливали друг друга водой, одетыми сбрасывали в реку. Этот обряд изредка проводится доныне, особенно в засушливые годы. Дождь вызывали также, опуская остов ткацкого станка в воду или поливая могилу самоубийцы (повесившегося). Петров день Н. считали началом сбора ягод; дети и молодежь гуляли, качались на качелях, водили хороводы; к вечеру в каждом доме пекли пирожки со свежими ягодами. Традиционно Н. отмечали осенний праздник Покров день; пекли особые пирожки (пыкрау пиругы) размером немн. больше пельменей: пресное тесто готовилось на сметане, для начинки пшеничные зерна пропускались через жернова, отваривались на молоке. В настоящее время на Покров в районном ДК подводятся итоги конкурсов «Дом образцового быта» и на лучшие покровские пироги. Традиционным для Н. в прошлом являлся обряд проводов казаков на службу и др. обряды и праздники ОКВ.
Семейные обряды и праздники. С религ., календарно-обрядовыми праздниками и природными циклами связаны мн. семейно-бытовые традиции Н. Так, в среду перед Пасхой топили баню (уле мучасы), мылись до захода солнца; затем баню вновь приводили в порядок: готовили воду в тазах, полотенца и др. (для «мытья» душ умерших родственников). В летнее время по воскресным и праздничным дням молодежь устраивала игрища на природе (песни, хороводы); с наступлением осенних вечеров — вечерки или посиделки (обычно в доме одинокой пожилой женщины), во время к-рых юноши и девушки знакомились, общались, пели песни и частушки, плясали. Наиб. удачным для будущего брака считалось знакомство на Сабантуе. Распростран. обычаем были поездки девушек к родственникам в соседние деревни (утырмага бару). Такие встречи сопровождались угощением, посиделками (во время к-рых девушки вышивали полотенца и подушки для приданого), супрядками (парни выводили прях во двор, валяли их в снегу, чтобы пряжа была белой). Свадебный обряд носил выраж. нац. характер. Бытовало 3 формы бракосочетания: по сватовству, похищение невесты и добровольный уход девушки к жениху. В нач. 20 в. браки заключались преим. по сватовству, между девушками 17—19 лет и юношами 20—26 лет. Инициатором при выборе невесты выступал юноша. Если не находилось подходящей девушки в своем поселке, ее искали в близлежащих селениях, в определ. территориальных пределах. Так, Н., проживавшие в Верхнеурал. уезде, выбирали невест из пос. Кассельский, Остроленский, Париж, Требиятский, Фершампенуаз. Молодой человек стремился добиться у избранницы взаимности, затем заявлял о желании жениться своим родителям, к-рые посылали сватов в дом девушки. Сваты и родственники с обеих сторон определяли размер калыма (выкупа). Во время сговора отец девушки назначал день помолвки (устраивалась через 1 —2 нед). Невеста с помощью подружек собирала приданое (постельные принадлежности), подарки. Жениху шили рубаху и льняные штаны. Для подруг и близких родственники накануне свадьбы устраивали девичник и обрядовую баню. В доме жениха собирался парнишник (также с баней). В день бракосочетания жених в сопровождении матери, свахи и шафера отправлялся в дом невесты. Будущая теща встречала его, усаживала на подушку, обещала подарить овцу или жеребенка, ставила на стол большую кадку с маслом, к-рым мазала жениху голову, приговаривая: «Будь так же сладок и мягок для своей жены, как сладко и мягко это масло». После обеда и церк. венчания молодых встречали с иконой и хлебом-солью, гостей — с хлебом-солью и пивом. Шафер жениха торговался за постель, привез. в «свадебном поезде» (сидящие на ней мальчики запрашивали неск. тысяч рублей, после долгих переговоров продавали за копейки). После родительского благословения начинался пир; за стол гости садились по старшинству. Старшая невестка развешивала в комнате занавески и полотенца (бистэр), к-рые широко использовались в свадебном обряде, символизируя счастье, достаток (каждая девушка сама вышивала их для приданого). Молодая в сопровождении родственниц мужа отправлялась на реку, откуда приносила воды и угощала ею присутствующих. Подарки получали молодые и их родственники. Во время свадебного торжества невеста меняла девичий убор на жен. (сурэкэ), прическу (девушки заплетали 1 косу, женщины — 2, улож. венцом вокруг головы). На след. день все бывшие на свадьбе зазывали к себе молодых, дарили им домашних ж-ных; затем гости опять приглашались в дом тестя, в течении нескольких дней пировали поочередно во всех домах. В ходе торжества появлялись новые обращения участников друг к другу, отражающие родств. отношения (кода, кодагый, биагай, жанагай и др.). Позднее наступало время бэби мае — торжества по случаю рождения ребенка, бала чукындыру — дня крещения ребенка с обязат. церк. обрядом. Принимала роды эбей (бабушка, повитуха), она же совершала бебей мучасы (омовение ребенка в бане) с приговорами и заклинаниями (от сглаза, порчи, болезней), «правила» (массажировала) роженицу. Крестные отец (Жеш ата) и мать (Жеш инэ) почитались на протяжении всей жизни, обязательно присутствовали на семейных торжествах. Завершал год. и жизн. цикл обряд поминовения усопших (Аш биру — «подача пищи»). Осенние поминки приурочены к Михайлову дню (21 нояб. по н. ст.); в селениях проходят в разное время (не позднее Рождества). Умерших родственников поминают в нечетную годовщину, не ранее 3 лет со дня смерти. Для ритуальной трапезы закалывают жертв. ж-ное (телку или корову, желательно белую — цвет, олицетворяющий чистоту помыслов) с соблюдением особого обряда, в к-ром используются лента и полотенце (предмет, воплощающий души предков, оберег, знак принадлежности к определ. семейно-родовому коллективу). Широко открываются ворота (как при погребальном обряде). Во дворе дома устанавливаются стол (с хлебом, солью, закусками, спиртным) и большой казан, куда кладут тазобедр. сустав ж-ного (ян баш — «символ рода, жизни», к-рый охраняют во время всего обряда, затем долго берегут в доме), а также ливер, заколотых птиц (курицу, утку, гуся), принес. родственниками. На поминки созывают всех близких, обязательно должны присутствовать представители «главного дома»; каждая хозяйка приносит свое блюдо (табак) — на помин души своих близких: в большую чашу складывается разная выпечка, в т. ч. обязат. пресные лепешки (кузикмэк), чай, кофе, конфеты, фрукты, отварная птица (в настоящее время кладут и бутылку водки). Для помин. трапез приглашенных рассаживают по ранжиру: в кр. угол — старейших чл. «главного дома». Детей прежде за стол не пускали, в настоящее время эта традиция нарушается. Хозяева подают горячие блюда (лапшу, мясо, в завершение — кашу), затем табак (первым — табак почет. приглашенного — человека, к-рый обмывал покойного, затем — др. в определ. порядке). Выбранные женщины из всех табак готовят 3 блюда для общего поминовения: 1-е — на помин души конкретного покойника; 2-е — для угощения детей; 3-е — для стариков. Присутствующие вручают друг другу специально принес. вещи (полотенце, носовой платок, носки, кусочек мыла и т. п.) на помин своего умершего родственника; хозяйка одаривает всех по ранжиру отрезами материи, рубашками, платками и др. По завершении обеда присутствующие должны выпить по глотку из стакана, поставл. за упокой души умершего. Общее блюдо с угощением заворачивают в полотенце и отдают родственнику, в доме к-рого продолжаются поминки. Вечером все возвращаются в «главный дом», где готовилось мясо жертв. ж-ного. Обряд Аш биру в каждом селе имеет свои особенности, но сохраняет гл. смысл — культ предков, к-рый обеспечивает человеку чувство уверенности, принадлежности к группе, связ. общим прошлым; поддерживает коллективную память сообщества. Помин. обрядность связана с природным календарем (зимний помин. обряд — с ведущей для зимнего периода темой смерти, увядания природы, разгула нечистой силы). С древности в народе бытовало представление, что между живыми и умершими родственниками существует постоянная связь: мертвые представляют интересы живых в ином мире, покровительствуют им, заботятся о них; живые обязаны не только помнить о родителях, но и делиться с ними плодами своего труда, оказывать им знаки уважения. Витевский отмечал, что «среди нагайбаков существует немало общих верований, унаследованных от языческой поры и мухаммеданства, но в их мировоззрение вошло нечто и особенное, под влиянием помеси их с башкирами, киргизами, калмыками и другими инородцами». Согласно древним верованиям, каждый домохозяин должен раз в год сварить кашу для угощения (умилостивления) темных сил, леших, домовых. Сохраняется и вера в приметы. Существует мн. труд. обрядов и обычаев: помощь в постройке дома (өй салу), в обработке забитых гусей (каз эмесе), в жатве (урак эмесе), в толчении конопли (сус эмесе), коллективное валяние сукна (тулак басу). Любое семейное событие, торжество у Н. сопровождалось преобразованием будничной жизни: мужчины убирали двор, запасали дрова, шили новые одежду и обувь; женщины наводили порядок в избе, в изобилии готовили еду. Праздничное угощение отличается разнообразием, включает пироги с начинкой из ягод и овощей, курники; основу составляли овощи (лук, репа, морковь, тыква, свекла). Любимым мясом Н. является баранина, используются также говядина, мясо птицы (куры, гуси, утки). Застолье не обходится без мясных супов и бульонов (аш, шурпа); суп-лапша — обязат. блюдо при приеме гостей; в бульоне же подаются пельмени. Значит. место на столе отведено продуктам из молока —преим. коровьего, а также козьего, кобыльего (кумыс). Лакомством считаются топленые сливки (каймак); широко распространен катык (кисломолочный продукт), из к-рого готовят айран (напиток, хорошо утоляющий жажду) и сюзмэ (разновидность творога). Ритуал угощения гостей традиционно начинается с подачи чая и выпечки (чэй ашлары); к нему подаются также мед, эремчек (разновидность сладкого творога, смеш. с маслом) и др. Чай пьют крепкий, забел. сливками, горячий — на столе обязателен самовар. Участникам раздаются спец. салфетки, к-рые расстилают на коленях (в прошлом нередко использовали 1 полотенце дл. 15—20 м). Для особо дорогих гостей предусмотрено почет. место (тюр).
Нагайбакский фольклор. Нар. культура Н. тесно связана с историей, религ., семейно-бытовыми традициями; является синтезом мн. культур: органично включает элементы рус., тат., башк. и др. фольклора. В то же время песенно-поэт. творчество Н., к-рые св. 400 лет назад обособились от осн. массы казанских татар, имеет ряд отличит. черт. Изучение фольклора Н. было начато Р. Г. Игнатьевым и Витевским, к-рый в 1877 представил на 4-м археол. съезде в Казани доклад «Сказки, загадки и песни нагайбаков Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии» (мат-лы были записаны учителем Фершампенуазской школы И. Тимофеевым). Витевский привел жанровую классификацию песенного творчества Н.: «1) песни с религиозным оттенком; 2) бытовые; 3) романтического характера; 4) хороводные; 5) свадебные; 6) походные; 7) исторические». К этногр. заметкам, опубл. в 1891, приложены сказки, загадки, 10 песенных текстов. В очерке С. Г. Рыбакова «Русские влияния в музыкальном творчестве нагайбаков — крещеных татар Оренбургской губернии» («Русская музыкальная газета», 24 окт. 1886) приведено 18 песен (из них 7 многоголосных); Рыбаков выявил в песенном творчестве Н. традицию коллективного многоголосного пения (характерного для русских, но не для татар); обратил внимание на широкое бытование хороводных, качельных, игровых, свадебных и походных песен; одним из первых зафиксировал имена и охарактеризовал исполнителей; создал ряд муз. обработок нар. напевов, хоровых сочинений на нар. тексты. Данные о существовании у Н. календарнообрядовых песенных жанров содержатся в публикациях Бектеевой и М. С. Глухова-Ногайбека. В 1987, к 60-летию Нагайбакского района, Р. А. Имамеевой был представлен науч.-аналитич. сб. «Песни нагайбаков — южноуральских татар-кряшен (83 образца в многомикрофонной записи)», на основе к-рого проф. В. М. Щуровым (рук. лаборатории фольклора при Моск. консерватории) подготовлен мат-л для компакт-диска (выпущен в Голландии). Мат-лы исслед. нагайбакского фольклора были представлены А. М. Маметьевым на 3 междунар. конф. (в т. ч. на Моск., проходившей под эгидой ООН). При поддержке администрации Нагайбакского района (рук. К. Х. Сеилов) и отдела культуры (Р. А. Сидорина) ведется большая работа, направл. на изучение и развитие фольк. традиций Н.; центрами этой деят-сти являются музеи (из 5 действующих в районе — 3 историко-этногр.). На базе отдела культуры администрации Нагайбакского района создан центр нац. культур. Истории и культуре Н. посв. фильмы реж. Р. И. Эйленкрига «Здравствуйте, нагайбаки!» (1994) и «Гумбейка — радость моя» (1996), снятые ЧГТРК. В 1998 в Фершампенуазе состоялся 2-дневный науч.-практич. семинар музейных работников юж. зоны Чел. обл. «Традиционная народная культура нагайбаков». Характерные для нагайбакского фольклора жанры: пословицы и поговорки, предания, баиты, песни, частушки, такмаки и др.
Пословицы, поговорки, загадки относятся к наиб. распростран. жанрам; содержат основы нар. философии, провозглашают императивы нар. морали (благородство труда, самоотверженность, коллективизм, любовь, материнство); осуждают ложь, измену, лень, трусость, болтливость и др. Мн. пословицы и поговорки отражают отношение к труду: «Башлаган эш, беткен эш» («Почин дороже дела»), «Башы булсын, калганы бетер» («Было бы начало, а конец будет»), «Атны чыбыркы белен кума, солы белен ку» («Гони лошадь не кнутом, а овсом»), «Эшлесен, эш каршы тормый» («Если работать, то работа поперек не станет»); формулируют отношение к жизн. ценностям: «Арбер инейге узенен баласы якшы» («Каждой матери свое дитя дороже»), «Ат алсан айдан сон, хатын алсан елдан сон макта» («Лошадь купишь — через месяц хвали, а жену берешь — через год»). Смысл загадок состоял, гл. обр., в наблюдательности, понимании сути обыденных явлений: «Раньше матери дитя родилось» (чумеле — копна); «Идет — следов нет, разговаривает — слов нет» (койме — лодка); «Маленький да горбатенький все поле перешел» (урак — серп). У Н. сохранилось немн. сказок и легенд; в рукописи С. Вдовиной «Сказки для внученьки Маши» собраны записанные и сочин. ею («Про облака», «О девяти колосках», «Нагайбакские легенды о братьях», «О судьбе»). Среди прозаич. значит. место занимают произв. эпич., ист. содержания.
Предания, повествующие о заселении и освоении края, содержат немало версий этимологии топонимов: часто — от имени, прозвища, фам. переселенца или землевладельца (Бикимов хут.); в связи с родом занятий жит., их этнич. происхождением; от особенностей природных объектов (Таш Ботак — «Каменистая протока», Таш Елга — «Каменистая река», Биек Тау — «Высокая гора» и др.), ист. событиями (Фершампенуаз, Париж). Героями преданий в осн. являются реальные лица, надел. добрым нравом и большой физ. силой (необходимой в разнообразной труд. деят-сти). Так, в пос. Остроленском сохранилось предание об Иване Евдокимове: он отличался высоким ростом (более 2 м), смирным нравом и богатырской силой, не участвовал в драках, ходил пешком (боялся сломить спину лошади); мобилиз. зимой 1918 белоказаками отличился тем, что в одиночку вытянул увязшую в снегу повозку с тройкой лошадей; вернулся домой тяжело простуж. и скончался весной 1919.
Прозвища широко распространены у Н.: самобытные прозвища имелись в каждом селе (парижан называли «эйтеурлэр» — по особенностям их речи; кассельцев — «черкелер» — по «Преданию о рюмке»), закреплялись за семьей, давались отд. людям (по психол. особенностям, профес. принадлежности, реже — по внеш. виду): Кекре Микай (Кривой Михаил), Микыпар Кезе Сакал (Никифор Козья Борода). В с. Фершампенуаз со слов У. С. Минеевой записаны рифмов. частушки-прибаутки, слож. из прозвищ: «Кекре Микай (Кривой Михаил) / Кулис бабай (Дедушка купец) / Палый эбей кабакчы (Пелагея-лавочница) / Пидыр Танай утаман (Федор Танаев-атаман)». В пос. Кассельском детей и подростков обозначают по имени матери: Укелей Катисы (дочь Акулины Катя), Маржа Мишасы (сын Марии Миша). Игры, распростран. среди нагайбакских детей, во мн. сродни рус.: «Таш калада бер узем» («Один в каменном городе») — «Царь горы»; деревенская чехарда (играющие поочередно перепрыгивают через сидящего, на голове к-рого пирамидой сложены шапки всех игроков); гузна (бабки), городки, лапта и др.
Музыкальнопесенное творчество. Нар. песенная культура Н., ныне проживающих в Нагайбакском районе) Чел. обл., содержит образцы сложного, развитого многоголосия; выделяется как самобытный песенный стиль, отличающийся от многоголосных песенных традиций татар-кряшен Ср. Поволжья. В основе ее, как отмечалось на 4-м археол. съезде в Казани (1877), своеобразие «языческо-мухаммеданско-христианского мировоззрения», испытавшего разнообразные этнокульт. влияния, в частности каз. песенного фольклора. Нагайбакское многоголосие имеет черты, родств. стилю донских казаков. Общетат. песни в многоголосном нагайбакском распеве приобретают новое звучание. Специфич. являются особенности жанровой системы, стилевая многослойность песенного фольклора. Особый колорит нагайбакских песен создается квартовыми аккордами и пентатоникой. В нагайбакском фольклоре отчетливо дифференцируются песни разных сел, прослеживается 2 типа авторской идентификации — семейный и индивид. (т. е. когда известно имя создателя песни). Значительная часть песен посв. родному краю, селам, рр. Гумбейка и Шелек, урал. природе, к-рая является источником богатой образности и выразительности поэт. текстов (текст песен называется жыр, исполнение — жырлау). Осн. эмоцион. доминанту составляют мотивы разлуки, расставания, встречи. По записям этногр. эксп. Имамеевой (Ленингр. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова), проф. А. И. Лазарева (ЧелГУ), Г. Макарова (Ин-т яз., лит-ры и иск-ва АН Татарстана) зафиксированы след. группы песен семейно-обрядового цикла: гостевые — застольные, песни родственников (мэжлес, кодалар), праздничные (бэйрэм), артельные (жиен); свадебные (туй жыр) — свадебные частушки (туй такмак), песни сватов (кодалар кэс), припевки жениху (жегет сыйлау); рекрутские песни-проводы (солдат, казак озату) — протяжные песни (озын кюй); похоронные песни (зыярат жыр). Особые группы составляют: короткие напевы (такмаки, кюй) типа частушек; баиты (бәет) — сказания о драматич. событиях; протяжные лирич. каз. песни о встрече с родными (курешу турында), о тоске по близким (сагыну жыр), о родном крае (ил турында); уличные и игровые песни (урам кое). До наст. времени сохранились (в поздних списках со значит. искажениями) немн. образцы историко-эпич. песен, в частности «Иске жирде» («На старой родине») и «Яна жирде» («На новой родине»), мелодии к-рых утрачены, тексты написал Сатый бабай из пос. Кассельского («Родина моя, Берега Гумбейки. / Ей такое название дали / Мои предки в тысяча восемьсот сорок втором году»). В песне «Сагынам туып ускен ил сине» («Тоскую по тебе, родина») отражены события насильств. переселения Н. на Южный Урал в 1-й пол. 19 в.; ей присущи черты импровизационности с элементами речитатива, что указывает на связь с традициями сказит. иск-ва. Одним из ранних является круг песен, называемых в народе «жыен койлере» — ряд формульных напевов, приуроч. к традиционным семейно-родовым событиям (встрече родственников, свадьбе, помин. обрядам, рекрутским сборам). Частушки — произв. коллективного словотворчества, отличающегося меткостью оценок, характеристик, сравнений. Нередко они исполняются под аккомпанемент гармони; гармонист — один из центр. образов частушки («У гармониста есть гармонь, / На руке его кольцо, / Кроме славы хорошего гармониста / Есть еще у него красота»). Рекрутскими прощальными является большая группа протяжных лирич. песен о разлуке с родными, тоске по родным краям, дому («На зов пары кукушек откликаются лесные поля, / Наши опаленные сердца не остужают даже воды Шелека»). Жит. с. Париж поют: «Эх, остается Париж / на берегах прекрасного Шелека. / Где бы я ни был, / ты всегда в моей памяти. / Эх, заметают бураны парижские улицы. / Послал бы я телеграмму, / да ведь нет телефона». Сохранились старинные баиты — речитативно-повествоват. песни-сказы, среди них: «Чегән бәеты» («Баит о цыганах»); «Ике туган» («Два брата»), «Почтальон турында» («О почтальоне»), «Кетук тутей» («Тетя Катя»), «Биби чибер» («Красавица Биби»), Особенностью их исполнения является наличие инструм. сопровождения. Так, баиты «Сак-Сок», «Хан кызы» («Ханская дочь»), «Чегән бәете» исполнялись в сопровождении домры (позднее — балалайки), скрипки, гуслей. Под гусли исполнялись песни, баиты. Звучали они во время многолюдных гуляний (плясовые наигрыши «Сирбияночки», «Урам койлере» и др.), ритуальных песнопений и плясок (в т. ч. на похоронах). Нагайбакская песня традиционно звучит в коллективном исполнении, ярком темброво-регистровом разнозвучии; для исполнит. манеры характерны резкая, сильная подача звука, волевое напористое звучание. Многоголосный напев охватывает диапазон 2 октав. Голоса в хоровом пении составляют ансамбль вариантов одной мелодии; совпадают на метрич. долях, но внутри долей ритмич. рис. их индивидуален (отсюда переливчатость, разноголосая звуковая вибрация). Песни календарно-обрядового цикла предполагают диалогич. форму исполнения, что выражается в посвящении песни отд. человеку или группе и в получении ответной песни (монологич. форму исполнения эти песни могут приобретать во время помин. обрядов). В пении важно лидерство, умение запевать; не случайно на свадьбу обязательно приглашалось неск. песенных знатоков с незаурядными слухом и голосом. Разнообразные хороводы гармонично сочетали игровые, плясовые и песенные элементы; в осн. служили интересам будущих молодоженов (знакомство, выбор, ухаживание). Характерным был перепляс — состязание, в к-ром участвовал и гармонист. До наст. времени в песнях и частушках, бытующих в нагайбакских селах, преобладает крест. тематика. Традиции нагайбакского фольклора прослеживаются в творчестве совр. поэтов и композиторов, таких, как В. А. Савченков, В. А. Романов.
Исполнители фольклорных произведений. Решающую роль в развитии муз. культуры играли традиции семейного пения и музицирования. Наиб. одар. исполнители достигали высокого мастерства в певч. иск-ве и игре на гармонике. В каждом нагайбакском селе есть свой песенный репертуар, свои исполнит. традиции. Сохранились магнитофонные записи многоголосного пения в исполнении жит. с. Париж Д. К. Байкиной (1903 г. рожд.), А. Я. Тимеевой (1904), В. И. Тюкенеевой (1903) и др. Ими воспроизведен уник. по совершенству, глубине и строгости напев, сопровождавший уходивших на добычу соли («Тозга бару»). Ярким, сильным голосом, своеобразной манерой исполнения, даром свободной песенно-поэт. импровизации выделяется Н. Н. Ишимова. Нотная расшифровка каждого из голосов продемонстрировала мастерство парижанок в иск-ве совместного пения. Старинные каз. песни, шуточные плясовые такмаки были записаны в исполнении ансамбля из пос. Остроленского в составе П. М. Айтугановой (1906 г. рожд.), Н. М. Байкиной (1908), В. С. Дюскиной (1906), М. Е. Яковлевой (1909). Широко представлены старинные свадебные, гостевые, застольные песни, а также песни, слож. в 1920—30-х гг., в репертуаре кассельского ансамбля, орг. А. Е. Тихоновой (1921 г. рожд.); в его составе 6 участниц: М. С. Артемьева (1926 г. рожд.), А. Н. Барышникова (1921), Р. Н. Букасева (1937), М. Ф. Бидянова (1926), З. П. Минеева (1930), Е. Н. Хуснутдинова (1939). Фольк. ансамбли, существующие при клубах в каждом нагайбакском селе, собирают и исполняют произв. нар. песенно-поэт. творчества. Наиб. известны коллективы: «Сак-Сок» («Райские птицы»; с. Фершампенуаз, рук. Р. П. Леонтьева), «Сарашлы» («Золотая долина»; пос. Остроленский, Е. Юсупова), «Чишмелек» («Родник»; с. Париж, С. П. Ишимов), «Уральская ряби-пушка» (пос. Куликовский, Ж. Ш. Бигун), «Казаченька» (пос. Арсинский, рук. М. В. Дахно), «Коробейники» (рук. С. П. Ишменев) и «Гумыр» («Жизнь»; пос. Кассельский, Н. Г. Хижняк) и др.— дипломанты и призеры обл., междунар. конкурсов и фестивалей. В 1990 фольк. анс. «Сак-Сок» принял участие в 1-м респ. фольк. фестивале кряшен (г. Заинск, Татарстан). В 1991 фольк. ансамбли Нагайбакского района по приглашению этногр. и культ.-просвет. об-ва кряшен посетили Казань, где выступили с концертами в Доме офицеров перед учеными Ин-та яз., лит-ры и истории им. Г. Ибрагимова на сел. сцене. В практике фольк. музицирования и муз. композиции, в уч. процессе ДШИ широко используются мат-лы диссертации Имамеевой и нотного приложения к ней. Традиционными стали фестиваль «Нагайбакская весна», конкурс «Играй, гармонь!».
